Место работы:
МГТУ (Московский Государственный Университет) им. Н.Э. Баумана, Аэрокосмический факультет, студент. Сотрудник НПО "Машиностроение"
Учителю о рефлексии. Обзор понятий
Рефлексия (от позднелат. reflexio — обращение назад) — обращение субъекта на себя самого, свою личность (ценности, интересы, мотивы, эмоции, поступки), на свое знание или на свое собственное состояние.
Определения рефлексии
Рефлексия является предметом изучения в разных сферах человеческого знания: философии, методологии, науковедении, психологии, акмеологии, управлении, педагогике, эргономике, конфликтологии и др.
Одно из определений рефлексии, доступное для уточнений, таково: «Рефлексия есть мысль, направленная на мысль» (или «направленная на саму себя»). Возможно, существо рефлексии — не в том, что она есть мысль, а в обращённости на себя и в том, что рефлексия является генетически вторичным явлением. Генетически исходна практика. Рефлексия появляется при возникновении непреодолимых затруднений в функционировании практики, в результате которых не выполняется практическая норма (потребность). Рефлексия есть выход практики за пределы себя самой. Рефлексия — инобытие практики. Рефлексия — процедура, осуществляющая снятие практического затруднения. Рефлексия — развитие и обновление практики. Итак, рефлексия есть обращённость практики на себя, рефлексия производна от прекращения практики. Высшей формой практики, отражающей существо человеческой способности, является деятельность. Последняя не может развиваться без рефлексии. Имманентно присущие деятельности атрибуты в их процессуальном существовании — материал, продукт, нормы, способы и средства деятельности, а также бытие деятелем не являются сами по себе рефлексивными, но могут быть обращаемы на себя при наличии затруднений в их функционировании.
БСЭ: «Содержание рефлексии определено предметно-чувственной деятельностью: рефлексия в конечном счёте есть осознание практики, предметного мира культуры. В этом смысле рефлексия есть метод философии, а диалектика — рефлексия разума.»
В психологии творчества и творческого мышления рефлексия трактуется как процесс осмысления и переосмысления субъектом стереотипов опыта, что является необходимой предпосылкой для возникновения инноваций. В этом контексте принято говорить о рефлексивно-инновационном процессе, рефлексивно-творческих способностях (И.Н.Семёнов, С.Ю.Степанов), а также выделять разные формы рефлексии (индивидуальная и коллективная) и типы (интеллектуальная, личностная, коммуникативная, кооперативная). Введение рефлексии в контекст психологического исследования и рассмотрение её с точки зрения личностно-смысловой динамики позволило разработать концептуальную модель рефлексивно-инновационного процесса, а также методику его изучения путём содержательно-смыслового анализа дискурсивного (речевого) мышления индивидуума и группы в процессе решения ими творческих задач. Использование этой методики для эмпирического изучения разворачивания рефлексии в процессе индивидуального решения малых творческих задач (т.н. "задач на соображение") привело к выделению разных видов рефлексии: в интеллектуальном плане - экстенсивной, интенсивной и конструктивной; в личностном плане - ситуативной, ретроспективной и проспективной (С.Ю.Степанов, И.Н.Семёнов). Рассмотрение взаимосвязи между рефлексией, творчеством и индивидуальностью человека позволило выйти на изучение проблемы творческой уникальности личности и роли рефлексии в её развитии (Е.П.Варламова, С.Ю.Степанов).
Понятие рефлексия возникло в философии и означало процесс размышления индивида о происходящем в его собственном сознании. Р. Декарт отождествлял рефлексию со способностью индивида сосредоточиться на содержании своих мыслей, абстрагировавшись от всего внешнего, телесного. Дж. Локк разделил ощущение и рефлексию, трактуя последнюю как особый источник знания (внутренний опыт в отличие от внешнего, основанного на свидетельствах органов чувств). Эта трактовка рефлексии стала главной аксиомой интроспективной психологии. В этих представлениях неадекватно преломилась реальная способность человека к самоотчету об испытываемых им фактах сознания, самоанализу собственных психических состояний. Рефлексия в социальной психологии выступает в форме осознания действующим субъектом — лицом или общностью — того, как они в действительности воспринимаются и оцениваются другими индивидами или общностями. Рефлексия — это не просто знание или понимание субъектом самого себя, но и выяснение того, как другие знают и понимают «рефлектирующего», его личностные особенности, эмоциональные реакции и когнитивные (связанные с познанием) представления. Когда содержанием этих представлений выступает предмет совместной деятельности, развивается особая форма рефлексии — предметно-рефлексивные отношения. В сложном процессе рефлексии даны, как минимум, шесть позиций, характеризующих взаимное отображение субъектов: сам субъект, каков он есть в действительности; субъект, каким он видит самого себя; субъект, каким он видится другому, и те же самые три позиции, но со стороны другого субъекта. Pефлексия, таким образом, — это процесс удвоенного, зеркального взаимоотображения субъектами друг друга, содержанием которого выступает воспроизведение, воссоздание особенностей друг друга. Традиция исследований рефлексии в западной социальной психологии восходит к работам Д. Холмса, Т. Ньюкома и Ч. Кули и связана с экспериментальным изучением диад — пар субъектов, включенных в процесс взаимодействия в искусственных, лабораторных ситуациях. Отечественные исследователи (Г. М. Андреева и др.) отмечают, что для более глубокого понимания рефлексии ее необходимо рассматривать не на диаде, а на более сложных организованных реальных социальных группах, объединенных значимой совместной деятельностью.
Рефлексия, в одной из ее трактовок, доступных уточнению, есть акт развития практики как снятие непреодолимого затруднения в функционировании практики. Например, акт сознания, направленный сам на себя, можно полагать актом рефлексии (если полагаемо, что сознание — одна из форм практики). Рефлексию как акт сознания следует отличать от самосознания. Не всякая рефлексия — обращение сознания на самое себя — является самосознанием. Самосознание есть такая рефлексия, при которой её предметом оказывается феномен: сознание сознает себя. Этот феномен есть непреодолимое затруднение в функционировании сознания и побуждает сознание к развитию, к выходу за пределы самого себя, к преодолению затруднения внеположно сознанию и к возврату сознания в себя самое, уже со снятым затруднением.
В психологии, а также в обиходном смысле рефлексией называют всякое размышление человека, направленное на анализ самого себя (самоанализ) — собственных состояний, своих поступков и прошедших событий. При этом глубина рефлексии, самоанализа зависит от степени образованности человека, развитости морального чувства и уровня самоконтроля. Считается, что философы, писатели и политики вырабатывают у себя большую способность к рефлексии. Рефлексия, в упрощённом определении, — это «разговор с самим собой». Рефлексия также тесно связана со способностью человека к саморазвитию.
На рефлексии построены также некоторые специализированные военно-философские модели.
Во множестве источников для иллюстрации приводится данный тест:
Трём людям с завязанными глазами надевают красные колпаки и говорят, что у каждого из них на голове может оказаться либо красный, либо белый колпак.
Повязку снимают, и дают задание - поднять руку, если они увидят хотя бы один красный колпак, а если кто-то догадается, какого цвета на нем колпак — тот пусть выйдет из комнаты.
В первый момент все поднимают руку, но потом возникает пауза. Наконец, один из участников выходит.
Ход мысли может быть примерно таким: «На мне белый колпак?» — «Нет, если бы он был белым, один из нас увидел бы это и подумал бы, что третий участник видит красный колпак лишь на нем самом, и потому поднимает руку. Тогда он должен выйти, но он не выходит. Значит, на мне красный колпак».
Этот участник рассуждал неправильно, а, следовательно, другие были правы.
Обширность рефлексии обсуждается в высших слоях психологии на протяжении многих лет. Рефлексия проявляется в философских трудах — от древних времён до философии современной квантовой механики. В отношениях физического наблюдателя, измерительного прибора и измеряемой системы можно различать несколько теоретических позиций. Согласно одной из них квантовое измерение — это частный случай взаимодействия квантовых систем.
«Для всех практических нужд» в квантовой теории достаточно перечисления вероятностей исходов экспериментов, способности теории предсказать исход будущего эксперимента по результатам прошедших. Одна из главных трудностей в последовательной реализации этих представлений — это обратимость времени в уравнении Шрёдингера, его линейность и детерминистический характер/необратимость времени на макроуровне, происхождение вероятностей. Эти трудности вынуждают некоторых теоретиков вводить представление о новом, не выводимом из уравнения Шрёдингера процессе, редукцию волновой функции, которую иногда связывают с сознанием наблюдателя" («Второй наблюдатель», по книге Юрия Карпенко)
Второй наблюдатель необходим, по Х.Цее в многомировой интерпретации для объективации, единства наблюдаемого мира.
О проблеме второго наблюдателя упоминает и Джон фон Нейман, который доказал необходимость введения наблюдателя в процесс измерения.
Юджин Вигнер обсуждает проблему, связанную со вторым наблюдателем, после введения первого наблюдателя в процесс измерения.
Арнольд Минделл: Процессуально-ориентированный неошаманизм. Концепция "Второго внимания"...Внимательно наблюдать за происходящим(подключая "второе внимание", т.е. внимание не обусловленное биовыживательными программами типичного биоробота), переосмыслять происходящее(перепрограммирование, распрограммирование). В итоге выход из "звериных программ" и эгопоклонничества, освобождение Сознания от "звериной игры". Переход на более тонкий уровень бытия.
Дэвид Бом ["О самом важном" - беседы с Джидду Кришнамурти с Дэвидом Бомом - 1996]: Дж.Кришнамурти приводит даже отдельный термин-"ментальная бдительность", объясняя протекание процессов мышления и сознания. Дело, оказывается, в том, что мы не умеем концентрировать своё внимание на самом ходе мысли. Научившись же концентрировать своё внимание на том, о чём в данный момент думаем, мы сможем достичь не только углубления мысли, но и настоящего озарения.
Рефлексия (от Reflection; Reflexion) - умственная активность, концентрирующаяся на определенном содержании сознания; инстинкт или влечение, включающие в себя религию и поиски смысла.
"Обращенность сознания назад или к внутреннему миру, при которой вместо непосредственной, немедленной и непреднамеренной реакции на объективные стимулы в "дело" вступает психологическое размышление. Результат подобного размышления непредсказуем, и как следствие свободной мысли возможны весьма индивидуализированные и относительные ответы. Рефлексия "повторно разыгрывает процесс возбуждения", давая толчок серии внутрипсихических образов еще до того, как предпринято само действие. С помощью рефлективного инстинкта стимул становится психическим содержанием, опытом, посредством которого становится возможным преобразовать естественный или автоматический процесс в осознанный и созидающий".
"Обычно мы не думаем о "рефлексии" как о чем-то инстинктивном, а связываем ее с сознательным состоянием разума. Reflexio означает "повернутый назад" или "согнутый назад" и в психологическом применении обозначает тот факт, что в рефлекс, который доводит стимульный материал до своей инстинктивной разрядки, вмешивается психизация <...> Таким образом, на месте компульсивного (навязчивого) действия возникает некоторая степень свободы, а вместо предсказуемости появляется относительная непредсказуемость по отношению к воздействию импульса.
По мнению Юнга, богатство человеческой психики и ее сущностный характер определяются инстинктом рефлексии. "Однако рефлексия хотя и инстинктивна, в то же время выступает как процесс сознательный, предполагающий использование воображения при принятии решений и последующего действия".
"Рефлексия является культурным инстинктом par excellence (по преимуществу), и ее сила продемонстрирована в мощной способности культуры поддерживать себя перед лицом дикой природы".
Именно рефлексии мы обязаны равновесием противоположностей. Но чтобы это произошло, сознание должно распознаваться как нечто большее, чем знание, а сам рефлсктивнй процесс восприниматься как "взгляд внутрь". Здесь наша индивидуальная свобода раскрывается наиболее поразительно. Рефлексия влечет за собой сновидения, символы и фантазии. Точно так же, как Юнг обнаруживает аниму во взаимосвязи и родстве с мужским сознанием, он заявляет, что анимус обеспечивает женскому сознанию способность к рефлексии, размышлению и самопознанию. Напряженные отношения между этими двумя началами не решаются по принципу "либо - либо", но требуют столкновения и интеграции, которые творчески проявляют себя в трансформации отношений между ними.
"Мое внимание привлекает тот факт, что помимо области рефлексии существует другая, не менее, если не более обширная зона, в которой рациональное понимание и рациональные формы представления вряд ли обнаружат что-нибудь сверх того, что они способны охватить умом. Это - область Эроса".
Роль речемыслительных, знаково-символических средств в процессах саморефлексии является опорной, определяющей. В словах в конечном итоге человек фиксирует свое состояние или же причины душевного дискомфорта, психологического конфликта. Посредством речи осуществляется автокоммуникация, с помощью и в результате которой обсуждаются и осознаются пути выхода из конфликтов, кризисных ситуаций. В ходе диалога с самим собой человек как бы отстраняется от своего привычного образа, от шаблонного видения каких-то конкретных трудных обстоятельств. Появляется потребность взглянуть на них и на себя со стороны, более критично. А это возможно только с общечеловеческой, «философской» точки зрения, позволяющей за обыденными заурядными явлениями и событиями усмотреть определенные жизненные закономерности, по-новому оценить сложившуюся обстановку, найти более основательные и приемлемые варианты выхода из нее. Может сложиться впечатление, что все три формы (уровня) психического отражения (особенно образная и понятийная) представляют собой отдельные, не связанные друг с другом процессы противоположного характера. В обыденном понимании они зачастую противопоставляются как чувственное и рациональное в мышлении. В реальном же познавательном процессе эти элементы, стороны сознания органически взаимосвязаны, непрестанно переходят одна в другую, «дополняют» друг друга. Они неразрывны и не существуют раздельно. Все три уровня отражения интегрируются, объединяются в образе предмета или явления, процесса или действия как внешнего, объективного, так и внутреннего, субъективного мира, например, в образе «Я». Благодаря многоуровневости образа отражаемый в нем предмет или явление представляется человеку в многообразии своих свойств и отношений. Ведущим, регулирующим все процессы отражения у человека выступает словесно-логический «слой», уровень сознания. Благодаря его организующей все содержание сознания роли человек может достаточно легко и свободно переходить от настоящего к будущему и прошлому, от начального момента деятельности к конечному и, наоборот, может приводить в систему свои представления о мире и о себе самом. В интересующем нас образе «Я» представления о внешнем, объективном мире (как результат деятельности сознания) противостоят представлениям о себе самом (результату процесса самосознания), как «Я» противостоит всему, что «не-Я». Таким образом, саморефлексия, общение человека с собой происходит исключительно внутри собственного сознания, которое становится специфическим объектом автокоммуникации. Противостояние психологических механизмов отражает противоречивость содержания сознания, диалектику жизни: природной и социальной действительности, процессов познания и деятельности.
Cogito (лат. «мыслю», «думаю»; praesens indicativi activi от лат. инфинитива cogitare — «мыслить», «думать») — понятие, введённое в философию Р. Декартом, обозначающее всякий рефлексивный акт сознания субъекта, то есть акт сознания — представление, мысль, желание и т. п. — в наличии которого субъект отдаёт себе отчёт, «обнаружение сознанием себя самого в любом из своих опытов».
Декарт пишет: «Под именем „cogitatio“ я понимаю всё то, что для нас, сознающих притом самих себя, в нас происходит, насколько мы об этом в нас имеем сопутствующее знание. Так что не только познание, воление, воображение, но также ощущение здесь то же самое, что мы именуем cogitare» («Начала философии», I, 9).
В философии рядом с понятием cogito употребляются следующие родственные понятия:
- Res cogitans — «вещь мыслящая» — согласно философии Декарта, духовная субстанция, существующая наряду с res extensa (протяжённостью, материей), осуществляющая cogito.
- Cogitatio (cogitationes) — акт (акты) мышления, сознания, то есть конкретные мысли, восприятия и прочие переживания (содержания) сознания.
- Cogitatum — мыслимое, сознаваемое, подразумеваемый предмет cogito (то есть сама вещь, которая воспринимается, положение дел, которое утверждается в суждении, и т. д.).
Аврелий Августин этимологически возводил слово cogito к значению «свести вместе, собрать как что-то рассыпавшееся»; Макс Мюллер — к значению «волноваться вместе». Августин писал: «Cogo и cogito находятся между собой в таком же соотношении, как ago и agito, facio и factito. Ум овладел таким глаголом, как собственно ему принадлежащим, потому что не где-то, а именно в уме происходит процесс собирания, то есть сведйния вместе, а это и называется в собственном смысле "обдумыванием"».
Ниже, слово "рефлексия" употреблено в значении "рефлексия по поводу", "рефлексия над". Рефлексия выступает здесь как осознание предмета в его определенности (в этом значении в немецкой философской традиции это слово употребляет Гегель). Сразу возникает вопрос: когда в истории духовной жизни произошло это осознание и как нам его зафиксировать? Наиболее очевидным ответом будет утверждение, что рефлексия появляется одновременно с речевым обозначением соответствующего объекта, т.е. словом (или словосочетанием). Данное утверждение безусловно справедливо в случае сознательного введения термина. Так, например, употребление термина "парадигма" Т. Куном можно считать фиксацией определенного уровня осознания механизма научной деятельности в некоторых его константах. То же можно сказать и об употреблении термина "логос" Гераклитом в значении закона, всеобщего принципа.
И в том, и в другом случае использование данных слов является искусственным, т.е. они употребляются в значениях, далеко не совпадающих с теми, которые эти слова имели в естественном языке. Появление же некоторых слов в обыденном языке оказывается искусственным в редчайших случаях. Именно это существенно усложняет ситуацию. Появление слова, очевидно, лишь предпосылка для осуществления рефлексии, но не показатель того, что она уже является реальностью. Разные слова, к примеру, имеют разные референты, и носитель языка четко их отличает; но это еще не значит, что носитель языка способен разграничить эти референты на понятийном уровне. Следовательно, появление слова – недостаточный критерий рефлексии в общем случае. Приходится ввести более сложный критерий, который, в свою очередь, заставляет сузить первоначальное определение рефлексии. Очевидно, говорить о рефлексии можно только в том случае, когда осознание предмета в его определенности становится необходимым элементом деятельности с этим предметом. Такое использование термина согласуется с его значением в исследованиях, посвященных так называемым "системам с рефлексией".
Известный советский филолог И. М. Тронский, а за ним И. А. Перельмутер считают, что "первое проявление рефлексии над языком в истории греческой мысли – этимологизирование". Под этимологизированием понимается поиск природы обозначенного объекта путем анализа его наименования. Этимологии встречаются у Гомера, Гесиода, Ферекида, а также практически у всех древнегреческих философов, включая Демокрита, который также занимался этимологизированием, хотя считал, что связь имени и референта условна. С нашей точки зрения, о рефлексии по поводу языка здесь говорить еще нельзя, поскольку толкование названий преследовало целью познание природы объектов, а не элементов языка (на это указывает, кстати, и сам И. А. Перельмутер). Язык в таком случае является не объектом рефлексии, а средством ее осуществления. Кроме того, если наличие этимологии считать признаком рефлексии над языком, то нет оснований отказывать в этом и авторам Библии, а также других древневосточных памятников духовной культуры, хотя этимологии в этих сочинениях явно не демонстрируют преодоления мифологического сознания.
Исходя из указанного критерия, можно наметить по крайней мере два проявления рефлексии по поводу языка в истории древнегреческой мысли. Наиболее очевидным является ее проявление в развитии нормативной деятельности у старших софистов, в частности у Протагора и Продика. Второе связано с учением пифагорейцев об ономатете.
По свидетельству Аристотеля, Пpотагор, во-первых, выделил три рода в греческом языке – мужской, женский и вещный (а начало грамматики, без сомнения, предполагает наличие рефлективного момента по поводу языка). Во-вторых, Протагор обсуждал грамматические ошибки, допущенные, с его точки зрения, Гомером (он утверждал, что Гомер не в том роде употребляет слово "гнев" и т.п.). Именно это свидетельствует о начале нормативной деятельности в области языковых явлений, а осознание языка в качестве некоторого особого объекта становится необходимым условием осуществления этой деятельности. В-третьих, Протагор выделил четыре вида высказываний – вопрос, ответ, поручение (приказание) и просьбу. Это уже возникновение собственно грамматической терминологии. Продик исследовал синонимию и, очевидно, основное внимание уделял стилистическим проблемам, что, впрочем, естественно, если учесть характер занятий софистов. Заметим, что язык осознается ими далеко не в том значении, которое имеет этот феномен для нас. В качестве осознаваемых элементов выступают слова и предложения. Говорить о языке как некоторой внутренне организованной системе, разумеется, еще не приходится. Грамматические категории сами по себе еще не отрефлектированы.
Второе проявление рефлексии (по времени оно, впрочем, предшествовало первому) наблюдается у пифагорейцев и, скорее всего, восходит к самому Пифагору. Он ввел в греческую традицию слово "ономатет" ("имядатель"), обозначавшее бога или человека, научившего людей языку (возможно, Пифагор заимствовал подобное представление у вавилонян). В рамках этой традиции язык осознается как набор имен, причем имена выступают в качестве самостоятельных сущностей и противостоят текучести вещей. Этот взгляд составил позже основу теории, утверждавшей природное происхождение слов. Мотив отприродного единства имени и референта пронизывает мифы и ритуальные действия. Более того, иное отношение к слову в рамках мифологического сознания немыслимо. Пифагорейцы же, сформулировав данный мотив как принцип, вышли за эти рамки и тем самым положили начало рефлективному движению по поводу содержания мифологических представлений. (вся древнегреческая философия до Платона включительно во многом может быть понята только как рефлексия над мифологическим мышлением; в частности, в отношении Платона этот взгляд был выражен П. Флоренским в лекции "Общечеловеческие корни идеализма".)
Позиция пифагорейцев стала тем рефлективным началом, которое двигало известный спор о природе имен, зафиксированный ярче всего в "Кратиле" Платона. Ведь именно то, что их позиция была сформулирована в явном виде, способствовало возникновению противоположной точки зрения. Подтверждением тому, что спор о природе имен вывел греческую мысль на новый рефлективный уровень, служит наличие в "Кратиле" продуктивнейшей идеи о делении слов на первые и производные (первые – возникшие "по природе" и производные – развившиеся из них в процессе употребления языка). Эта идея становится основой, на которой расцветает этимологизирование стоиков, а оно, сохраняя элементы более раннего этимологизирования, уже безусловно несет в себе рефлективный момент – изучаются именно слова, "искаженные" в процессе использования.
Наиболее важными результатами того, что древнегреческие мыслители осуществили рефлексию над языковыми явлениями, оказались следующие. Во-первых, это возникновение грамматики. Система грамматических терминов впервые появляется в работах Демокрита, который ввел обозначения для возрастающего ряда единиц – от буквы до предложения. Затем Платон вводит обозначения для имен и глаголов (правда, не по морфологическим, а по логическим признакам), а затем работы Аристотеля и особенно стоиков делают возможным появление в Александрии первой грамматики. Грамматика Дионисия Фракийского, возникшая в конце 2 века до н. э., стала определенным завершением рефлективного процесса, начатого софистами и пифагорейцами. Следует при этом заметить, что сама грамматика еще не стала объектом рефлексии и рассматривается (по крайней мере, в определениях) сугубо как подчиненная практическим нуждам дисциплина: "Грамматика – это практическое знание (эмпирия) главным образом того, что говорится у поэтов и прозаиков". Таким образом, можно утверждать, что в период от софистов до Дионисия Фракийского язык стал объектом рефлексии, а грамматика – еще нет. Только разработка схем универсальной грамматики в средние века и Новое время предполагает начало рефлективного движения по отношению к самому способу рассмотрения языка,
Второй результат – это возникновение риторики как осмысления ораторского искусства. К начальным результатам этого процесса можно отнести протагоровскую классификацию высказываний; приведенную выше, и соображения Продика по поводу синонимии древнегреческого языка. Это направление получило свое наиболее совершенное выражение, очевидно, в работах римских авторов, в частности Плиния Старшего и Квинтиллиана – "О сомнительных формах языка" и "Обучение оратора" (I в. н. э.).
Таким образом, рефлексия над языковыми явлениями возникает в V веке до н. э. в древнегреческой культуре. Каковы же предпосылки, обусловившие начало рефлективного движения? Их, как минимум, две – письменность и возникновение сознательно творческого отношения к литературному труду. Разумеется, эти предпосылки исторически тесно связаны между собой, но в то же время они способствовали развитию отличных друг от друга способов осознания языка, почему их необходимо рассмотреть отдельно.
Для того, чтобы стать объектом рефлексии, определенное явление, кроме того, что оно вовлечено в практическую деятельность, должно получить еще и знаковое (специально языковое) воплощение. Только это делает возможным его понятийное представление. Рефлексия же по поводу языка занимает особое место в силу специфики своего объекта, так как язык, являясь знаковым образованием, не может подвергаться рефлексии до того, как он получит, наряду с устной, иную форму своего существования. Не случайно мифологическое сознание отождествляет язык либо с органом, его производящим, либо с предметным его содержанием. В первом случае язык оказывается в одном ряду со слухом, зрением и т.п. Насколько далеко простирается это отождествление, видно хотя бы из того, что египтяне "были уверены, что речь производится непосредственно языком и для того, чтобы научиться другому языку, следует просто изменить положение языка во рту, "перевернуть" его". Во втором случае язык сливается с обозначаемым им миром предметов. Отсюда, собственно, и вырастает убеждение в физическом единстве имени и референта, доходящее до того, что вместо лекарства врач мог давать разведенный в воде пепел сожженного предмета, на котором предварительно писалось название этого лекарства.
Это отождествление стало возможным преодолеть лишь благодаря возникновению письменности. Причем мы имеем в виду именно письмо, т.е. систему знаков для обозначения языковых единиц – слов, морфем, звуков, а не предписьменные системы, содержанием которых были сами объекты. Не случайно поэтому, что грамматику создали древние греки, обладавшие наиболее совершенной системой фонематического письма, системой, которая в принципе ориентируется лишь на реализацию плана выражения. В то же время само появление письма еще не вело механически к размышлению над языком: толчком к рефлективному движению (но еще не к рефлексии в заданном выше значении) становилась, как правило, следующая ситуация. Эволюция естественного языка или переход к другому языку делали тексты раннего времени непонятными для основной массы читателей и слушателей. Появлялась необходимость комментирования, а она требовала пристального внимания к элементам языка. Начинается исследование глосс, составление словарей и др. Подобную ситуацию мы встречаем в Месопотамии, в Египте, в Древней Греции. Формулируя сущность данной ситуации, можно сказать, что одно и то же содержание (скажем, древний эпос) может иметь разные способы языкового выражения. При этом обычно отдается дань мифологическим представлениям о физическом единстве имен и референтов и более древний способ выражения признается единственно правильным, а другой – искаженным.
Хотя письмо, безусловно, необходимо для рефлективного движения, само оно еще долгое время отождествляется со звуковой формой языка. Это хорошо видно на примере грамматических категорий, введенных Демокритом, – буква, слог, имя, речение, предложение. Здесь буква, которая представляет собой элемент письма, выступает в качестве элемента языка, а отсутствие морфемы – минимальной единицы смысла – еще более убеждает в том, что данный ряд родился в результате рефлексии над письмом, отождествленным со звуковой оболочкой языка. Понятийное разделение письменной и устной форм языка становится возможным только в рамках рефлексии следующего уровня – по поводу грамматики.
Становление демократии в Греции обусловило широкое распространение грамотности в VII-VI веках до н. э. "Если в микенском обществе грамота была доступна лишь немногим посвященным, входившим в замкнутую группу писцов-профессионалов, то теперь она становится общим достоянием всех граждан полиса (каждый мог овладеть элементарными навыками письма и чтения в начальной школе)". Это стало социальной предпосылкой рефлективного движения. Наряду с развитием письменных систем должно было появиться еще одно условие рефлексии – свободное отношение к слову. Признаком этого стало появление людей, занимающихся литературным творчеством. Оно также относится к VII-VI векам до н. э. Для сравнения заметим, что в Шумере сочинительство как цель деятельности писца немыслимо: "...имеется пять основных целей, ради которых делались записи: фиксация административных распоряжений, кодификация законов, оформление священных канонов, создание анналов и, наконец, научные цели". Свободное отношение к слову способствует разрыву жесткой связи между содержанием текстов и способом его фиксации, представление о которой характерно для более раннего времени. Язык все больше становится просто средством выражения. Этому способствуют также расширение сферы применения письма и ускорение и удешевление способов обучения ему.
И, наконец, в каком качестве предстал язык в результате осуществленной рефлексии. Он оказался случайным набором имен и высказываний. Методологически это означает следующее. Часто говорят, что древнегреческие мыслители, споря о природе слов, обсуждали вопрос о происхождении языка и выдвинули на этот счет несколько гипотез. В таком общем виде это глубоко неверно. Вопрос о происхождении языка даже не обсуждался. Дискутировался совершенно другой вопрос – о происхождении имен. Этимологизирование стоиков – это, безусловно, результат дискуссии, но к вопросу о происхождении языка их занятия имеют весьма сомнительное отношение. Набор имен – это не язык. Вопроса о происхождении языка как такового в греческой культуре нельзя было поставить в принципе. Для этого необходим другой уровень рефлексии.
«Эпидемия смертельной усталости от собственного образа».
Саморефлексией будем называть негативное наблюдение самих себя, которое вызывает усталость, апатию, потерю мотивации к жизни. Такое случается, когда человек негативно «наследил» во многих сферах жизни и у него сложились отталкивающие от них отношения. Например, в городах под сломанным от смога Солнцем он всё чаще начинает ловить себя на мыслях, что ему надоела серость домов, уличный мусор, вечная суматоха и шум. О походах на природу он припомнит не всё хорошее, а как попадал под дождь и мёрз, не мог развести костёр, карябался о ветки и т.п. В отношениях с людьми его начинает давить опыт, связанный с конфликтами, изменами, ссорами, любыми некорректными выпадами окружающих в его адрес. Как часто многие из нас наблюдают в себе эти не желаемые возрастные изменения!
Все стороны жизни можно омрачить в своих представлениях и с возрастом не каждый способен отделаться от вороха своих негативных впечатлений. Они всё чаще дают знать о себе беспричинной хандрой, потерей жизненных сил и интереса к своим занятиям. Саморефлексия ведёт к бегству от себя, к самозабвению, финальный акт которого – смерть сознания. Она поражает не только отдельных людей, но и целые народы.
- Щедровицкий Г. П. Мышление. Понимание. Рефлексия. — М.: Наследие ММК, 2005. — 800 с. — ISBN 5-98808-003-0
- Гримак Л.П. Резервы человеческой психики: Введение в психологию активности. - М.: Политиздат, 1989. - 319 с. - ISBN 5-250-01002-4
- Тузова Т. М. Картезианство // История философии: Энциклопедия / Сост. и глав. науч. ред. А. А. Грицанов. Мн.: Интерпрессервис; Книжный Дом, 2002.
- Хайдеггер М. Европейский нигилизм // Хайдеггер М. Время и бытие: Статьи и выступления. — М.: Республика, 1993. — Гл. «Cogito Декарта как cogito me cogitare».
- Гуссерль Э. Картезианские размышления. СПб.: Наука, 1998. § 8—9 и др.
- Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии. Т. 1. — М.: ДИК, 1999. § 28, 34—35, 38, 57, 78, 80, 114—115.
- Образование в России: перспективы и реальность. Материалы научно-практической конференции.. — СПб: СПбАА, 2001.
- Зеленский В.В. Толковый словарь по аналитической психологии. – Санкт-Петербург: Б&К, 2001. – 324 c. - ISBN:5-88925-007-8
- Тронский И. М. Проблемы языка в античной науке // Античные теории языка и стиля. – М.; Л., 1936.
- История лингвистических учений: Древний мир. – Л., 1980.
- Древнекитайская философия. – Т. 1. – М., 1972.
- Мифы и предания папуасов маринд-аним. – М., 1981.
- Кобив И. У. Система грамматических понятий и терминов древнегреческого учения о языке. – Киев, 1973.
- История древнего мира: В 3-х т. – Т. 2. Расцвет древних обществ. – М., 1983.
- Лео Оппенхейм А. Древняя Месопотамия: Портрет погибшей цивилизации. – М., 1980.
|