Методическая работа преподавателя по специальности

ударные инструменты  МОУ ДОД ДШИ№2  г. Энгельса

           Гортинского Александра Сергеевича.

 

Возникновение и развитие колокола

 

г. Энгельс 2010

 

 

 

 

 

Оглавление

1.    Введение

2.    Происхождение колоколов

3.     История колоколов в России

4.     Колокола как музыкальный инструмент

5.     Трубчатые колокола

6.     Примеры использования натуральных колоколов

7.     Список используемой литературы

Введение

Изначально я выбрал другую тему написания работы, но прейдя в книжный абонемент я удивился что в библиотеке половина имеющейся в наличии литературы по специальности “ударные инструменты” посвящена колоколу. “А что я знаю о колоколах?” Практически ничего.

Одна из характерных черт современной музыки — значительное увеличение роли ударных инструментов в оркестре и изменение их вза­имоотношений с другими оркестровыми группами. В оркестре предше­ствующих эпох ударные лишь эпизодически поддерживали другие группы (главным образом в tutti) и только в театральной музыке из­редка проявляли свои темброво-колористические свойства. Сам инст­рументарий оставался чрезвычайно скромным и редко подвергался расширению. Обычно композиторы ограничивались парой литавр, на­строенных в тонику и доминанту главной тональности, а другие удар­ные инструменты использовались редко и в специальных целях (боль­шой барабан, тарелки и треугольник в «Военной симфонии» И. Гайдн на, «Похищении из сераля» В. Моцарта и финале Девятой симфонии Л. Бетховена, колокольчики в «Волшебной флейте» В. Моцарта, тре­угольник в Четвертой симфонии Й. Брамса). Случаи применения более редких инструментов (колокол в «Фантастической симфонии» Г. Бер­лиоза, были единичными и всегда вызывались конкретными программными заданиями. Многие ударные инструменты, существовавшие с древнейших времен в народ­ной музыке, не привлекали внимания  композиторов.

Итак, колокол. Откуда он взялся. Какой путь прошёл прежде чем стал инструментом оркестра, как выглядит и где используется в наше время.

Происхождение колоколов.

Американский кампанолог Н.Спир, рассказывая о происхождении колокола, пишет: "Когда вспыхнула молния и в небе раздались раска­ты грома, вселяя ужас в сердце первобытного человека, он стал осо­знавать безграничную силу, которая отчетливо проявляется в звуке и огне. Именно в этот момент, полный решимости противостоять пугаю­щим звукам, он, возможно, схватил свою дубинку и ударил по камню. Этим жестом и был создан первый колокол".

Мысль, заключенную в этих словах, можно легко развить. Раздав­шийся звук выражал могущество человека, его готовность противодей­ствовать злым силам и вместе с тем - веру в покровительство добрых сил: ведь страху всегда сопутствует надежда на лучшее. Так предме­ты, с помощью которых можно было производить шум, - будь то камень, раковина, бубен или что-нибудь другое - приобретали охранительное и магическое значение, становились атрибутами первобытных верований. Этнографы приводят тому немало примеров.

Когда человек научился добывать металлы и обнаружил, что они обладают свойством сильно, резко звучать, их "голоса" стали неиз­менно сопровождать молитвы и заклинания, жертвоприношения и обря­довые пляски. И чаще всего это был "голос" Бронзы - сплава меди и олова, легко получаемого и обрабатываемого, твердого и упругого, не подверженного старению и проникающей коррозии, звучащего после уда­ра громко и протяжно.

Уже в IV тысячелетии до нашей эры на территории современного южного Ирана и Турции, Сирии и Ирака была известна технология полу­чения бронзы. В числе отливаемых из нее предметов со временем появ­ляются колокольчики и бубенцы. То, что металлические источники зву­ка в своем развитии приобрели именно такие формы, представляется вполне закономерным. В виде пластины металл звучит сильнее и продолжительнее, чем в виде слитка. Ударяющий о пластину груз лучше привязать к ней - такая пара всегда будет готова к звуковоспроизве­дению. Если пластина изогнута и своими краями окружает груз, то они приходят в соприкосновение при малейшем сотрясении. В этих сообра­жениях уже заключена идея колокольчика. Если же придать изогнутой пластине замкнутую форму, то груз можно и не присоединять к ней - так возникла идея бубенца.

Логично предположить, что изготовление колокольчиков и бубен­цов, коль скоро изобрести их было так просто и естественно, могло начаться одновременно в нескольких не связанных между собою центрах. Археологам известны колокольчики, найденные близ Ленкорани (датиру­ется ХШ в.   до н.э.) и близ Владикавказа (XI-Хвв. до н.э.), бу­бенец, обнаруженный при раскопках древнего города Сузы (XI-X вв. до.н.э.). Несколько подобных предметов найдено при исследовании го­родов Древнего Египта (самые старые относятся к IX в. до н.э.) и Месопотамии (IX-VII вв. до н.э.).

Среди бронзовых предметов VI-V вв. до н.э. колокольчики и бу­бенцы встречаются уже во множестве - древнееврейские и древнегреческие, скифские и     этрусские…Их размеры колеблются в пределах от 2 до 9 см. По внешнему виду некоторые из них удивительно схожи,
словно близнецы, хотя происходят из весьма далеких друг от друга мест. Видимо, перемещения народов из одних районов обитания в другие, торговые контакты, завоевания способствовали распространению форм, сложившихся в каком-то одном центре, по более обширному региону. .

Впрочем, сходство форм, которых придерживались древние мастера в удаленных друг от друга регионах, можно объяснить и соображения­ми технологической простоты и экономичности. Они побуждали прида­вать колокольчикам, производимым в массовом порядке, небольшие раз­меры и элементарные формы - полусферы» полуэллипсоида, конуса и пирамиды (в частности, усеченных), призмы₍ цилиндра и т.п. Роднящие черты замены у бубенцов, находимых в различиях местностях: в их стенах всегда прорезаны отверстия. Звук, родившийся внутри бубен­ца, через отверстия должен выйти наружу - таковы, вероятно, были соображения мастеров.

Некоторые бубенцы напоминают колокольчик, раст­руб которого закрыт плоской крышкой с отверстиями.

Ряд исследователей полагает, что родина колоколов - Китай. Действительно, технология бронзового литья здесь была создана еще в эпоху Ся (ХХII-ХVIII вв. до н.э.). От тех времен сохранился неболь­шой (4,5 см в высоту) колокольчик из сплава, содержащего 92 процен­та меди и 7 процентов олова. В эпоху Шан (ХУ1-Х1вв. до н.э.) коло­кольчики получают широкое распространение. Примечательно, что уже тогда они объединяются в наборы - по три или по пять штук. В эпоху Чжоу (ХП-Ш вв. до н.э.) их применение становится чрезвычайно много­образным. Их подвешивают как амулеты на шею лошадям и на пояса, чтобы отпугивать злых духов, военным их звон служит сигналом, в храмах - сопровождает службы и жертвоприношения. Технология их из­готовления совершенствуется настолько, что позволяет создавать ко­локола с размерами до 80 см, притом с заранее задаваемой высотой звучания. Появляются большие наборы из хроматически (по системе люй-люй) настроенных колоколов: в 1978 году при раскопках в провин­ции Хубэй был найден такой набор, датируемой V веком до н.э. и со­держащий 64 колокола. Развивается колокольная музыка, она сопровож­дает всевозможные ритуалы и церемонии, звучит во время увеселений, но ее назначение гораздо выше - слушатели той эпохи воспринимают ее как выражение мировоззренческих идей, философских концепций. В ряду музыкальных инструментов колокол занимает главенствующее место -недаром он возглавляет их список в древнекитайском трактате "Юэцзи" ("Записки о музыке").

Из Китая колокольчики могли со временем достичь Запада по "Ве­ликому шелковому пути" и по маршрутам "Великого переселения наро­дов", чтобы затем продолжить самостоятельное развитие в европейских культурах, - так продолжают свою версию сторонники китайского про­исхождения колоколов.

Европейские колокола связаны не с одной, а со многими древними культурами - Египта, Ма­лой Азии, Ближнего Востока, Греции и Рима.

Проследить эти связи довольно трудно, если сопоставить огромные колокола на высоких башнях европейских городов и маленькие звонки, дошедшие до нас от ранних цивилизаций Средиземноморья. Свя­зующие звенья следует искать в античной эпохе и последующих столе­тиях. В числе предметов, найденных под пеплом Геркуланума и Помпеи, то есть относящихся к I веку до н.э., встретились колокольчики высо­той 14 и 17 см. Столь значительный их "рост" объясняется тем, что уже в то время от них требовались голоса помощнее. В античном мире одной из важнейших функций колокольчиков и бубенцов становится сиг­нальная. В Древнем Риме их звук оповещал горожан об открытии рынков и бань, о других событиях городской жизни.

По приказу императора Августа небольшой колокол был повешен перед римским храмом Кибелы (малоазиатская по происхождению, эта богиня была отождествлена греками с Реей, матерью Зевса, а позже в Риме признана "матерью всех богов"). Колокол такой же величины на­ходился в Риме и перед храмом Прозерпины, богини загробного мира.

Утверждаясь в культовой практике, колокольчики и бубенцы од­новременно приобретали все ноше светские функции: ими украшались триумфальные колесницы и богатые одежды, они звучали на пирах и ве­черинках, танцовщицы укрепляли их на запястьях и лодыжках. Весть, призыв, торжество, веселье, красота, богатство, власть и прежде всего, святыня - так на исходе античности складывался семантический ряд, охватываемый понятием "колокол”.

В раннехристианских монастырях, расположенных в Египте, воз­ник обычай звоном созывать монахов на богослужение. Впрочем, здесь с колокольчиками конкурировали другие инструменты. В палестинских, сирийских, греческих монастырях с тех времен  и до сих пор приме­няются особое доски - била, в которые ударяют колотушкой - клепа­лом. Известно также, что для тех же целей в монастырях употреблялись и   трубы - о них пишет, например, Иоанн Лесхзичник (ум. 606 г.).

Блаженный Иероним (ум. 419 или 420 г.), переводя с греческого языка на латинский правила монастырской жизни, составленные Пахомием (ум. 346 г.), употребил выражение "signum dare”,("давать знак"). По всей вероятности, Пахомий подразумевал под "знаком" би­ло. В западноевропейском церковном обиходе слово "signum",  а ча­ще выражение " signum ecclesiac"("знак церкви") в последующие времена стало обозначать колокол. Употреблялось оно вплоть до XI века.

Новое выражение знаменует важный период в истории обозначен­ного им предмета материальной культуры. Это уже не тонкоголосый колокольчик - издаваемый им звук слышен далеко вокруг. В сочинени­ях Григория Турского (540-594 гг.) рассказывается о неком священ­нике: "Однажды ночью, направляясь домой, он задел веревку, с помо­щью которой приводится в движение знак; между тем знак, приведен­ный в движение, в ранний час собрал народ". Из этого отрывка оче­видно, что в ту пору колокол уже вышел за стены монастырей и стал применяться для созыва прихожан в храмы.

С VI века в письменных источниках появляется употребляемое до наших дней латинское обозначение колокола - campana.Оно оттесняет сохранившиеся со времен Древнего Рима слова cymbalum,  tintinnabulum- теперь под ними чаще понимаются колокольчики небольших, характерных для античного времени размеров.

С VI века для различия больших и малых колоколов входит в упо­требление еще одна словесная пара: саmраnа - nola. У обоих слов -географическое происхождение: Нола - название небольшого города в южноитальянской провинции Кампанья. Тут нет случайного совпадения. С давних времен Кампанья была известна залежами меди - одного из компонентов колокольной бронзы. Медные сосуды из Кампаньи когда-то высоко ценились за качество материала, красная каштанская глина считалась лучшей формовочной землей. А в городе Нола жил один из видных деятелей раннего христианства - Понтий Мероний Павлин Мило­стивый (353-431 гг.). Именно ему легенда приписывает изобретение колокола.

С VII века известны сообщения о первых колокольнях, стоявших отдельно от церквей. Позже, в романскую и готическую эпохи, коло­кольня стала объединяться с церковным зданием в единый ансамбль.

С VIII века колокола становятся неотъемлемой деталью повседнев­ной жизни европейского города, с IX - европейского села. В это время (примерно с начала VIII века в латинских текстах для обозна­чения колокола наряду со словом "саmраnа" начинают применяться сходные между собой по звучанию слова clocum, clochum, gloccum, glocca, glogga… От них происходят названия колокола во мно­гих современных языках - немецком (glocke), французском (cloche), датском (klokke), шведском (klocka)  и т.д. Они же, в свою оче­редь, восходят к кельтскому слову cloc, обозначавшему колокольчик и бубунец, родственному таким звукоподражательным словам индоевро­пейских языков как сluck (англ. "кудахтать"), klopfen (нем. "сту­чать"), kalakalas (санскр. "беспорядочный шум, крик") и т.д.

Первое датированное упоминание этого слова встречается в пи­сьме св. Бонифация (ум. 754 г.), отправившегося из родной Британии в германские земли проповедовать истинную веру. Обращаясь к своему земляку, св. Бонифаций просит прислать ему колокол, который "доста­вил бы ему утешение в его бродячей жизни".

Подобная смена имени свидетельствует не только о более демо­кратичном отношении к колоколам, но и о той роли, которую они игра­ли в жизни древних обитателей Британских островов. Здесь колокола прижились с ранних веков христианства, со времен первых проповед­ников новой веры - святых Патрика и Палладия (колокол св.Патрика до сих пор хранится в Дублине, в Ирландском музее как национальная ре­ликвия) . Хранились и перевозились они в богато украшенных ларцах. Немало было на Британских островах и мастеров, изготовлявших коло­кола, - недаром покровителем колокололитейщиков почитается св. Форкеркус, ирландец. В основанном им монастыре он, по преданию, завел литейную и сам отливал колокола. Кстати, сам упомянутый колокол св.Патрика образцом этих отливок служить не может - он склепан из нескольких изогнутых листов. В Сен-Галленес (Швейцария) и Кельне (ФРГ) сохранилось еще два клепаных колокола. Все три относятся к VII-IX вв. Видимо, такой способ изготовления колоколов в то время был распространен в Европе.

В легенде, связанной с именем Карла Великого, рассказывается о том, как был наказан нечестный мастер, попросивший у императора се­ребро для благозвучия будущего колокола и присвоивший дарованные ему слитки: у новоотлитого колокола сорвался язык и убил обманщика. Немало дошло до нас от тех времен рассказов о том, как похищенный колокол умолкал или раскалывался, не желая служить похитителям.

Так складывалось представление о колоколе как носителе добрых сил и борце против сил злых. Средневековый европеец верил, что звон освященного колокола отводит козни дьявола, град, голод, молнии, бури, эпидемии, а если при его литье в сплав была брошена змея -то и оберегает от змей; что немой обретает голос, если напишет свое имя на колоколе; что душевнобольной исцелится, если выпьет во­ду из колокола, как из чаши; что к глухому возвратится слух, если окуривать его дымом от сожженной веревки колокола; что кусочек ве­ревки, посыпанный солью и опущенный в пойло для скота, делает скот здоровее, а если веревку съест стельная корова, то теленок будет хорошо расти; что смазка оси, на которой сидит качающийся колокол, помогает заживлению ран и срастанию переломов, если употреблять ее как мазь; что вода, которой был облит язык колокола, помогает от колотья в боку, если помыться ею... Расколовшийся или запотевший колокол, сорвавшийся язык считался предвестьями несчастья; увидать во сне лопнувший или качающийся колокол также означало беду, уви­деть падающий - душевное расстройство, услышать звон - клевету.

История колоколов в России

Если говорить о значении, которое колокол приобрел в жизни на­рода, то здесь вряд ли найдется пример более яркий, чем Россия.

Начало распространения колоколов в восточнохристианских стра­нах принято отсчитывать с 865 года, когда венецианский дож Орсо I прислал в подарок византийскому царю Михаилу III дюжину колоколов. Их повесили в башне, выстроенной специально для этого рядом с Софий­ским собором.

В Византии колокола не сразу стали столь же распространенными и ценимыми, как традиционные била. Но вполне возможно, тем не менее, что именно отсюда они вместе с билами были привезены на Киевскую Русь, когда Та приняла христианство.

Более вероятно, однако, что еще раньше и в большем количестве колокола попадали на Русь с Запада. О разных путях проникновения и разных предках русских колоколов свидетельствуют данные лингвисти­ки. Старославянское слово "клакол", русское "колокол" по звучанию близко к немецкому "giocke” ; византийское "камбана", церковно­славянское "катмпан" - к латинскому "саmраnа".

Первое упоминание о колоколах на Руси содержится в третьей Но­вгородской летописи и датируется 1066 годом: "Приде Всеслав и взя Новгород и колоколы съима у святыя Софии и паникадил съима". Первое летописное свидетельство об отливке колоколов на русской земле от­носится к 1259 году, когда князь Даниил Галицкий перевез из Киева в Холм колокола и иконы: "Колоколы принесе ис Киева, другие ту солье". До наших дней сохранились два древнерусских колокола домонгольского периода, кроме того, от 39 колоколов сохранились фрагменты. Размеры этих колоколов колеблются от 30 до 60 см (в нижнем диаметре). Сплав, из которого они изготовлены, содержит от 20 до 24 процентов олова. По форме они аналогичны западноевропейским колоколам того времени ("улей", "сахарная голова"). На одних есть надписи русскими, на других - латинскими буквами. Судя по последнему различию, многие из колоколов, звучавших на Руси в то время, были привозными. Сходство же всех находок между собой и с западными аналогами позволяет утве­рждать, что в ту пору во всех христианских странах колокола изгото­влялись по единому стандарту.

По-видимому, на первых порах к колоколам как пришельцам с ка­толического Запада на Руси было настороженное отношение, и предпо­чтение отдавалось билам. "Било же держат по ангелову внушению, а в колокола латыне звонят", - написано в одном из житийных текстов. Гулкий металлический звон резал слух, привыкший к сухому стуку дере­вянной доски; "Егда начнут звонити - яко страшными трубами гласящи­ми". Но уже в конце ХIV века летописец, рассказывая о погроме Моск­вы ханом Тохтамышем в 1382 году, называет оба инструмента в равно­правном перечислении: "Несть позвоения в колокола ни в била".

Ранняя история колоколов на Руси прошла через те же этапы,, что на Западе, хотя и имела свои особенности. Поначалу колокола лили монахи, но довольно скоро дело перешло к ремесленникам. На колоколе Юрьевской церкви во Львове, отлитом в 1341 году, значится: "Сольян бысть колокол сий.”. игуменом Евфимьем". И тогда же, в 1342 году  Новгородская летопись сообщает: "Повеле владыка Василий слиять ко­локол велик к святой Софии и приведе мастера с Москвы человека до­бра именем Бориса (очевидно, не из духовных лиц, иначе это было бы упомянуто).

Русские колокола освещалисъ, но никогда не крестились и не на­рекались человеческими именами. В летописи говорится, что в 1292 году из Ростова в Углич был послан колокол "Тюрик", но это скорее прозвище, нежели имя. Как правило, колокол был обязан своим назва­нием каким-то особенностям его звучания, событию, в честь которого был отлит, человеку, на чьи средства отливался, праздникам, по ко­торым звучал, службам, к которым звонил. Колокол с сильным, резко­ватым звуком нередко звался "Лебедем", с мягким, приятным - "Крас­ным", с неровным, дребезжащим - "Козлом", "Бараном". (см. приложение 1.)

Все перечисленные названия встречаются у колоколов Ростовской соборной звонницы, прославленной своими звонами. Там же висит  "Голодарь" (по преданию он был отлит в годы неурожаев и эпидемий, в память великого голода и мора на людей, и в него благовестили в дни великого поста), "Полиелей" [так называется одна из частей пра­здничной утренней службы), "Сысой" (ростовский метрополит Иона Сысоевич,  чьим  "тщанием и радением" в конце ХVII века возводилась со­борная звонница, увековечил в этом названии память своего отца; то был, пожалуй, единственный случай, когда русский колокол получил имя человека - пояснения тому будут даны далее).

Вообще на Руси суеверие не в столь значительной степени косну­лось колоколов, как на Западе. Им приписывалась способность изго­нять нечистую силу, развеивать козни и злые чары, отводить грозу, исцелять от болезней - перечень не очень-то обширен. Но вот суро­вым наказаниям русские колокола подвергались довольно часто. В 1771 году набатный колокол Московского кремля по указу Екатерины II был снят с занимаемого поста и лишен языка за то, что призвал народ к бунту. Его предшественник в 1681 году был заключен в Никольско-Ко-рельский монастырь за то, что своим звоном нарушил сон царя Федора Алексеевича. В 1591 году по приказу Бориса Годунова отрубили уши и вырвали язык Угличскому колоколу, сообщившему народу о гибели царе­вича Димитрия; затем его сослали в Тобольск.

Приведенные примеры относятся к уже довольно позднему периоду историй колоколов в   России, когда они завоевали признание и церкви, и государства, и народа.

Если говорить о других функциях колоколов, то и тут их голоса неизменно были значительными, поднимавшимися над будничной суетой, призывающими смертных обратиться к чему-то высшему, вечному, "От­ложи присно тщеты недосуги. Колокол слушай - твори в небе други", - писал Карион Истомин в своем "Букваре".

- Колокола размеряли поступь времени, били тревогу, когда слу­чался пожар или иное бедствие, когда вспыхивал мятеж или приближал­ся неприятель, скликали воинов и напутствовали их на битву, ликова­ли, встречая победителей, приветствовали знатных гостей. Звук ве­чевого колокола был сигналом к народным собраниям в древнерусских феодальных республиках Новгороде и Пскове.

В самом  названии - вечевой колокол - отразился тот факт, что функции светского и церковного звона на Руси часто закреплялись за разными колоколами. Например, небольшая башенка, стоящая на сте­не Московского кремля рядом со Спасской башней, ближе к Москва-ре­ке, именовалась царской, набатной, сторожевой, всполошной. Первое название - от того, что в ней показывался народу новый царь, толь­ко что взошедший на престол; другие - от того, что здесь висел на­батный или сторожевой, всполошный колокол, сообщавший о какой-ли­бо беде или угрозе. Такие колокола (их еще называли осадными, до­зорными) в русских городах висели, как правило, не на церковной ко­локольне, а на крепостной стене, на пожарной каланче.

Благодаря столь важным общественным функциям колокол приобре­тал значение государственного символа, становился частью национа­льного самосознания. Утрата колокола говорила о потере независимо­сти, была знаком беды и скорби. И когда в 1510 году Василий Ш, ве­ликий князь Московский, прислал в поверженный Псков дьяка Долмато­ва с повелением отобрать у псковичей их вечевой колокол, - те, "удариша челом в землю, не могли против его ответа дать от слез и туги сердечные. Только тые не испустили слез, иже младенцы, сосу­щие млеко. И бе тогда во Пскове плач и стенание во всех домах, друг друга обнимающе. И спустиша колокол вечной у святой Троицы и начаша псковичи, на колокол смотря, плакати по овоей старине к по своей воле..."

Колокол был окружен на Руси чудесными легендами и назидатель­ными поверьями. Считалось, например, что он умолкает в неволе, на чужбине: "Князь Алексан р (Васильевич Суздальский) из Володимера вечный колокол святой богородицы возил в Суздаль, и колокол не на­чал звонити, яко же был в Володимере; и виде Александр, яко сгру­бил святой богородицы, и повелел его пакы везти в Володимер и по-' ставиша его в свое место, и пакы бысть глас яко же и прежде бого­угоден" .

Именно этой традиции следовал А.И. Герцен, назвав "Колоколом" вольную русскую газету, которую он издавал в Лондоне, скульптор М.О. Микешин, взявший профиль колокола за основу памятника "Тыся­челетие России" в Новгороде. Изображение колокола можно найти и в богатом бронзовом горельефе, опоясывающем этот памятник у самого основания и представляющем собой галерею виднейших деятелей россий­ской истории. В группе "военных людей и героев" заметна фигура еди­нственной женщины - это Марфа Гэрецкая, вдова новгородского посад­ника, возглавлявшая в 70-х годах ХУ века энергичную, но безуспеш­ную борьбу за независимость Новгорода от московского царя. Со сле­зами на глазах, опустив голову и скрестив на груди руки, Марфа-По­садница стоит над разбитым вечевым колоколом, символом утраченной новгородской вольности.

Ранние русские колокола, небольшие по весу, размещались либо между двумя столбами, либо между столбом и стеной храма; сверху над ними мог сооружаться навес. С возрастанием веса колоколов и их количества при храме все их собрание стали размещать в многопролет­ном сооружении, которое стояло уже не на земле, а не стене храма. Летопись сообщает, что в 1515 году при перестройке церкви Рождест­ва Богородицы в Московском кремле "князь Василий Иванович... петье поставил вверху, а в старой же (церкви) было на земле". Примерно в то же время возникает тип колокольни, стоящей отдельно от храма на собственном фундаменте. Самый ранний из известных примеров такого типа - трехъярусная трехпролетная звонница Покровского собора на Рву (более известного как храм Василия Блаженного), до наших дней не сохранившаяся.

Оригинальными сооружениями, свойственными лишь Древней Руси и

нe имеющими аналогов на Западе, были церкви "иже под колоколы". Первый храм такого типа - деревянная церковь Иоанна Лествичника, возведенная в Московском кремле в 1329 году. Наиболее ранний из сохранившихся примеров - Духовная церковь в Троице-Сергиевой лавре, встроенная в 1476 году. Колокола здесь размещались в вытянутых вверх нишах барабана, несущего церковную главу, и в нишах пониже, обрамленных арками в форме традиционных русских кокошников.

В начале ХVI века появляется новый вариант этого типа - стол­пообразная церковь "иже под колоколы". Точная дата его появления  1508 год, когда на смену старому храму Иоанна Лествичника был вы­строен новый, каменный - тот, что позже был прозван Иваном Великим. Трёхъярусный восьмигранный столп имеет на каждой грани каждого яруса, но одной нише для колокола. Внутри него есть небольшая церковь, так что собственно колокольней, как полагают некоторые, назвать его не­льзя. Но основное назначение Ивана Великого построивший его Иван Ш видел, по всей вероятности, не в этом. Он задумал его как триумфа­льную колонну. Для ниши над главным входом государь повелел отлить гигантcкий по тем временам 450-пудовый колокол, а в нишах следующе­го яруса поместил плененные колокола Твери, Пскова, Новгорода... К ним прибавились впоследствии новые трофейные колокола - смоленский, корсунские... Потом появились Ростовский, Даниловский, Марьинский, отлитые для далеких от Москвы церквей и монастырей, но оказавшиеся здесь взамен разбитых и поврежденных - как "представители" всех зе­мель огромной страны.

Колокола как музыкальный инструмент

Колокол и колокольчик - древнейшие и по сей день широко распро­страненные самозвучащие ударные музыкальные инструменты. Первонача­льная их функция - сигнальная. Сразу условимся, что это два раз­ных  инструмента, и критерий их отличия - не размер, а простран­ственная закрепленность на одном месте (столбе, колокольне, звонни­це) и возможность войти в подбор аналогичных инструментов. Наше внимание будет сосредоточено именно на колоколе, а также на самостояте­льном инструменте более сложного порядка - подборе колоколов, закре­пленном на звоннице. Колокольчик же мы будем рассматривать как пре­док колокола, широко распространенный до настоящего времени и став­ший основой множества других самостоятельных инструментов (молмточковые колокольчики, треугольник и.т.д.).

Эволюция колокола определялась первоначально поиском оптималь­ного варианта сигнального инструмента - его оптимальной Формы, ма­териала и способа изготовления. Позднее появилось стремление к кра­соте звучания. Надо сказать, что не у всех, народов этот поиск был связан именно с колоколом. Многие народы в качестве основных сиг­нальных инструментов использовали разные виды барабанов или духовых Так что все эти столько несхожие между собой инструменты первонача­льно были родственны по функции.

Прежде чем обрести свой классический вид, колокол прошел дли­тельную эволюцию и отбор, отделившись от родственных инструментов (колокольчиков, кимвалов, гонгов, звонцов, бубенчиков, бил и кле­пал). Общей тенденций было увеличение веса колоколов. Однако разви­тие колокольчиков издавна пошло по особому руслу: они утвердились как самостоятельный инструмент (по назначению и бытованию), и поэто­му их нельзя рассматривать как "маленькие колокола". Таким образом, колокольчики - не только ближайшие предшественники колокола, но и его современники, не вытесненные из обихода своими более мощными собратьями. Общими качествами у этих инструментов являются Форма и материал, из которого их изготавливают, отличия - в размере, быто­вании и назначении.

Современная форма колокола была найдена далеко не сразу. Существовали четырехгранные, цилиндрические, полусферические, бочко­образные колокола (I).1 Поиск в области формы привел к появлению самостоятельной разновидности сигнальных идиофонов, непосредствен­ных предшественников колоколов на Руси - бил и клепал, пришедших к нам из Византии. Била и клепала - металлические или деревянные дос­ки различной формы и толщины, которые, как и колокола, подвешивали или носили в руках. Звук извлекался специальным молотком. Форма их была разнообразна: прямоугольная, дугообразная, секирообразная, круглая, кольцевая, пропеллерообразная с различной толщиной на раз­ных участках (от чего зависела высота звучания). Принципиальной ра­зницы между билом и клепалом нет. В разных источниках как те, так и другие фигурируют то как деревянные, то как металлические. Но мате­риал мог быть и иным.

Звук била не отличался большой силой, но за счет ритмического разнообразия и возможности повышать и понижать его, ударяя в разных местах с разной силой, "клепания" (как называли звон в било и кле­пало) были весьма выразительны (см. пример

    Появившиеся позже колокола далеко не везде окончательно вытес­нили била. Их звук больше нравился, например, старообрядцам, кото­рых привлекало, что он не разносится слишком далеко. Поэтому от бил не отказывались, создавая еще большее разнообразие звучания одно­временным использованием этих инструментов.

Не менее сложными и длительными были поиски в области материа­ла и способа изготовления колокола. Хотя металлические колокольчики появились уже в ранний бронзовый век, опыты с друг тли материалами продолжались. Существовали колокола (уже не колокольчики) деревян­ные, стеклянные, фарфоровые, каменные, глиняные. Для металлических литых колоколов далеко не сразу был найден сплав, дающий наиболее красивый, сильный и продолжительный звук. Качество звука и долго- . временность эксплуатации зависели от особенностей технологии отлив­ки не только самого колокола, но и его языка, а также от способа его подвески.

Колокол - инструмент с определенной высотой основного тона, часто весьма завуалированной обертонами, что давало в прошлом повод некоторым авторам относить его к инструментам без определенной вы­соты. Эта особенность - завуалированноеть основного тона сложным и богатым обертоновым рядом - одно из основных качеств, отличающих колокол и ставящих его в обособленное, промежуточное положение меж­ду инструментами со звуком определенной высоты и так называемыми пщумовыми" (с неопределенной высотой звучания).

В разное время разными знатоками выдвигались во многом  несхо­жие требования к акустике колокола. Так мастер Гемони из Цютпфена (ХУП век) полагал, что хороший колокол должен иметь три октавы, две квинты и большую или малую терцию. (Сразу отметим возможность малой терций в спектре колокола, к чему еще придется вернуться). Английские литейщики добивались нижних обертонов гармонического спектра, но тоже с малой, а не большой терцией. Именно ее ан­гличане отмечали как признак, отличающий колокол от других инстру­ментов. Д.Рогаль-Левицкий констатирует допустимость не только обе­их терций, но и чистой кварты. Реальные же обертоновые ряды, приводимые в различных источниках, показывают, что единого правила не существовало, колокола по тембру были очень индивидуальны. Сле­довательно, мы можем выводить лишь наиболее общие закономерности, раз и навсегда отказавшись от попыток установить единое непреложное правила.

Рассмотрим качественный состав обертоновых рядов коло­колов, наиболее благозвучных с точки зрения Сараджева. Как уже го­ворилось, при всей несхожести акустических требовании к колоколу в разных источниках, все они указывают на необходимость консонантно­го сочетания нижних обертонов. И Сараджев консонантным сочетаниям отдает явное предпочтение. Двадцать восемь колоколов, имеющих в ни­жней части спектра сочетание квинты и кварты, вошли в эти три груп­пы (а всего среди исследованных Сараджевым колоколов таких нашлось тридцать один). В названных группах они распределились следующим образом: I - 15; 2-3; 3 - 10. Девять из двенадцати случаев терции (большой и малой) после квинты и кварты отнесены звонарем к "хоро­шим или "достопримечательным" колоколам. Точно так же анализ убе­ждает, что те колокола, в спектрах которых есть отдельные гармони­ческие обертоны, фрагменты гармонических спектров, предпочтительнее тех, в которых частоты не кратны частоте основного тона. Очень цен на октава в нижней части спектра, далее по убывающей следует квин­та. Кварта, тритон и малая септима явно не имеют преимущество перед всеми остальными возможными интервалами.

Итак, несмотря на наличие негармонических обертонов, по пред­ставлению К.К. Сараджева, спектр (или, как он называл, - "индивиду­альность") колокола не представлял собой неопределенного смешения гармоник.

Отмечавшаяся нередко слушателями и исследователями диссонантность звука .колокола, по существу, для этого инструмента таковой не является; это характерная черта, определяющая основные закономерно­сти искусства звона.

Классическая гармония учит, что терцевое строение аккорда тле­ет обоснование в природе звука. Но почему учитывается звук только с гармоническим спектром? Ведь слуховой опыт им не ограничивается. А не обусловленно ли в какой-го мере усложнение гармонии в процес­се развития (в частности - усложнение» состава аккорда) природой "немузыкальных" звуков, в том числе звука колокола?

Не менее важным выразительным средством колокола, нежели тембр, является ритм. Он был основным средством обновления звучания коло­кола, так как абсолютная высота и тембр могли лишь незначительно варьироваться исполнителем.

В колоколах русского типа последние четыре столетия звук из­влекался ударом языка об поясок колокола. Для часового коло­кола было возможно звукоизвлечение с помощью молотка. Колокола в Древней Руси раскачивались, и при движении стенка колокола соприка­салась с языком. В XX веке в Англии стали применять электронные ко­локола, где звук рождается электронным вибратором.

Классическая русская техника звона раскачкой языка сформирова­лась по мере увеличения веса колоколов и дала новое направление этому искусству. Со временем способ звона раскачкой колокола весьма прочно забылся, хотя и сохранялся в некоторых (преимущественно западных) областях. В Псковско-Печерском монастыре до сих пор совме­стно применяются оба вида техники звона. В Англии существует своя техника звона, при которой колокол не просто раскачивается, а сове­ршает полный оборот вокруг своей оси.

При помощи лишь одного колокола достигалось большое разнообра­зие сигналов культового, магического, общественно-политического, бытового назначения. Сигнальные звоны, адресованные всем и каждому, при всем их разнообразии должны были быть и достаточно простыми для восприятия.

Постепенное усложнение сигналов стимулировало развитие вырази­тельных средств звона, которые, в свою очередь, расширяли возможно­сти инструмента. Заметили, например, что звон двух колоколов бога­че, чем одного. Когда же, после свержения татаро-монгольского ига, наступил расцвет колокололитейного и строительного искусства, коло­кола стали осознанно соединять в подборы. С их появлением не только расширились возможности прикладных звонов, но и эмоциональное воздействие неизмеримо возросло: звоны стали по-настоящему художествен­ным явлением и могли выполнять не только информативную, но и чисто эстигическую функцию.

Рождение качественно нового, по сравнению с отдельным колоко­лом, инструмента следует отнести к тому времени, когда колокол, слишком тяжелый, чтобы его держать в руке, стали подвешивать на сто­лбе или деревянных козлах. Поскольку на перекладине столба можно повесить два и больше колоколов, заметили, что на двух колоколах звон богаче, чем на одном: можно не только закодировать большее ко­личество сигналов, но и сделать их звучание красивее. С соединением в едином комплексе нескольких колоколов встал вопрос о согласова­нии их звучания.

Трубчатые колокола

Широкое распространение в наше время получили оркестровые, или трубчатые, колокола. Это два ряда вертикально подвешенных на раме длинных, до­вольно тонких стальных труб, расположенных в хроматической последовательности так, что трубы первого ряда издают звуки, соответствующие белым клавишам фортепиано, а второго — черным в общем диапазоне от с1 до f2 (американские и англий­ские модели) или от f до f2 (инструменты, производимые евро­пейскими континентальными фирмами). Ударяют по верхнему краю соответствующей трубы деревянным молотком с резиновой прокладкой.  Возможны  последовательности отдельных звуков,"двойные" ноты, аккорды — с по­мощью другого исполнителя, а также glissando.