Музыка

Без музыки не проживу и дня!
Она во мне. Она вокруг меня
И в пенье птиц, и в шуме городов,
В молчанье трав и в радуге цветов,
И в зареве рассвета над землей...

Она везде и вечно спутник мой.
Ей всё подвластно: радость и тоска,
В ней- просто миг и долгие века.
И воскресить умеет и убить,
Заставит полюбить и разлюбить.

Но разве может жить она без нас
Хотя бы день, полдня? Хотя бы час!
Без наших дум и радостей земных,
Без мелочей смешных и не смешных?..
Мы ей за всё «спасибо!» говорим
И, веря в торжество её,— творим!

           Музыкант

Музыкант играл на скрипке,
Я в глаза ему глядел.
Я не то, чтоб любопытствовал,
Я по небу летел.

Я не то, чтобы от скуки,
Я надеялся понять,
Как  умеют эти руки
Эти звуки извлекать.

Из какой-то деревяшки,
Из каких-то грубых жил,
Из какой-то там фантазии,
Которой он служил.

А еще ведь надо в душу
К нам проникнуть и поджечь.
Отчего ж с ней церемониться,
Чего ее беречь.

Я слышу музыку повсюду:
Среди ветров, в бурленье вод.  
С восходом солнца меня будит,
А на закате спать кладёт.

Она идёт со мной по лесу,
И через поле, где цветы.  
Она то радужным навесом
Мелькнёт, то спрячется в пути.

Она, как верная подруга,
Меня не бросит, не предаст.
Она и в дождь со мной, и вьюгу,
И в праздник, и в тревожный час.

                                Елена Тарасенко

Играйте все этюды Черни!

И никакой на свете скверне

На ваших пальцах- не бывать.

Все десять заняты этюдом,

На вид - трудом,по сути- чудом,

Не будем это забывать.

А звук прелюдий Майкапара!

А смены холода и жара,

Которых стоил мне урок!

И как тогда мне не игралось,

Откуда всё бралось и бралось?

Какой во мне, безрукой, прок?

Но время шло и я привыкла.

И имя Гедике возникло,

И надорвался педагог.

Да я не музыкой гнушалась!

Но слишком явно мне внушалось:

Какой во мне, безрукой, прок?

Так где ж вы были,  Моцарт, Шуберт?

Они сейчас меня погубят...

Где вы, Шопен и Мендельсон?

Вот так урон непоправимый

Хотя, как сон, неуловимый,

Мне был когда-то нанесён.

...Картины эти - невозвратны. 

Те имена - невероятны:

Клементи, Черни, Майкапар...

Ведь до сих пор не понимаю!

Но лихом их не поминаю,

А помню: школа-холод-жар!

В. Долина

Он играет, играет "Элизе"...

Без конца повторяет урок.

Но мерещится- ближе и ближе

Подступает волшебный "Сурок".

Прихотлива прекрасная дева,

Прихотлива и страшно строга.

С ней пожалуй не сделаешь дела-

Не получится с ней ни фига.

На чахоточный слабый румянец

Ты себя же, дурила, обрёк...

Но стоит под окном оборванец,

И шарманка при нём, и зверёк.

Эти фижмы улыбки оборки,

Эта мягкая влажность руки...

Девы мелочны и дальнозорки-

Но светлы и пушисты сурки.

Он играет, играет "Элизе"...

Он повёл бы её под венец!

Сердце будет  дробиться, делиться.

А потом разобьётся в конец!

Но играет, молчите, молчите!

И шарманка ему не пророк.

Он не бабе играет  - мальчишке,

У которого - верный сурок.

В. Долина

Мелодия

Душе моей грустно! Спой песню, певец!

Любезен глас арфы душе и унылой.

Мой слух очаруй ты волшебством сердец,

Гармонии сладкой всемощною силой.

Коль искра надежды есть в сердце моём,

Её вдохновенная арфа пробудит;

Когда хоть слеза сохранилася в нём,

Прольётся, и сердце сжигать мне не будет.

Но песни печали, певец, мне воспой:

Для радости сердце моё уж не бьётся;

Заставь меня плакать; иль долгой тоской

Гнетомое сердце моё разорвётся!

Довольно страдал я, довольно терпел;

Устал я!- Пусть сердце или сокрушится

И кончит земной мой несносный удел,

Иль с жизнию арфой златой примирится.

Н.И. Гнедич

Владимир Маяковский - "Скрипка и немного нервно"

 Заболоцкий Николай

Бетховен

Райнер Мария Рильке

ЛЮТНЯ

Я — лютня. Если хочется постичь
меня, моим залюбовавшись телом,
ты говори, как говоришь о спелом
инжире. И преувеличь,

не бойся, темноту мою. Она -
от Туллии. Стыдливости святой
немного в ней, ее волос копна —
как светлый зал. Она брала порой

с поверхности моей щепоти
и напевала что-нибудь.
И я, себя невольно убаюкав,
Вся растворялась в ней, как в сути — суть.
 

Павел Антокольский

МУЗЫКА

Мрачен был косоугольный зал.
Зрители отсутствовали. Лампы
Чахли, незаправленные. Кто-то,
Изогнувшись и пляша у рампы,
Бедным музыкантам приказал
Начинать обычную работу.

Он вился вдоль занавеса тенью,
Отличался силой красноречья,
Словно вправду представлял пролог.
Музыканты верили смятенью
Призрака. И, не противореча,
Скрипки улетели в потолок.

В черную пробитую дыру
Пронесла их связанная фуга...
Там, где мир замаран поутру
Серостью смертельного недуга.

Скрипки бились насмерть с голосами
Хриплыми и гиканьем погонь.
Победив, они вели их сами.
Жгли смычки, как шелковый огонь.

И неслась таинственная весть
Мимо шпилей, куполов и галок,
Стая скрипок, тоненьких невест,
Гибла, воскресала, убегала...

А внизу осталась рать бутылок,
Лампы, ноты, стулья, пиджаки,
Музыка устала и остыла.
Музыканты вытерли смычки.

Разбрелись во мглу своих берлог,
Даже и назад не поглядели,
Оттого что странный тот пролог
Не существовал на самом деле.

Марина Цветаева

НА КОНЦЕРТЕ

Странный звук издавала в тот вечер старинная скрипка:
Человеческим горем - и женским! - звучал ее плач.
Улыбался скрипач.
Без конца к утомленным губам возвращалась улыбка.

Странный взгляд посылала к эстраде из сумрачной ложи
Незнакомая дама в уборе лиловых камней.
Взгляд картин и теней!
Неразгаданный взгляд, на рыдание скрипки похожий.

К инструменту летел он стремительно-властно и прямо.
Стон аккорда, - и вдруг оборвался томительный плач...
Улыбался скрипач,
Но глядела в партер - безучастно и весело - дама.